Powered By Blogger

четверг, 31 октября 2013 г.

МИРОШКИНА ЗАНОЗА.

Жил в нашем лесу леший (так прозвали его люди), хотя имя ему было Мирошка. Правда, когда-то величали Мирон, но об этом уже и не помнил он. С тех пор, как с женой разбежался, так в бобылях и остался. Ушёл из города к природе, построил домишко, да там и «окопался». В хате две комнатёнки. В одной сам спал, в другой дела решал. Ведь он был лесничий главный на весь наш лес славный. Только хмурый ходил, тоску наводил. Люди его не любили, хотя и зла не таили. А за что привечать? Живи для людей, поживут и они для тебя. А так, с кем познаешься, у того и нахватаешься. Было бы чего хорошего. Но с ним водиться, что в крапиву садиться. Мальцов, которые по грибы и ягоды ходили, пугал. Бабам проходу не давал. Ладно бы жениться, а то повеселиться. Мужиков, правда, боялся – стороной ходил. Опасался, что проучат, жить по-своему научат.
Но иной раз раздумья опосля, приходила к Мирошке большая «мысля»: завести себе подругу, хоть для досугу. Она и в доме приберёт, обед наварит, да и его обласкает. «Только где её найти, суметь в «норку» увести»? Ростику был он невелик. Лицо, как плошка. На голове седина нечёсана, поди, с блошкой. Усы, борода – вот и всё обличье. Остальное тоже мужичье. С людьми, коль доводилось, говорил торопясь, остановят, что боясь. Ведь дома всё молчком, потому и ходил бирюком. В святцы он не глядит – ему душа о праздниках говорит. Поработает, натрудится – аж нутро горит. Наскребёт миску каши, набуровит самогонки стакашик – вот и благость, теперь душе не тягость.
Однажды в праздник в лес вышел весь народ гулять, себя и других потешать. Кто с балалайкой, кто с гармошкой. Но не позвали на гулянье Мирошку.
-Не больно хотелось, думал он про себя. – Чего туда лезть, коль не любят меня…
И все-таки не выдержал, пошёл. Но до лесной поляны не дошёл. Остановился у края леса, пугнул с пенёчка беса, уселся удобно – лишь поглядеть скромно. И было на что. Девки песни поют, бабы языками небылицы плетут. А одна как пошла плясать – впору «жару» поддавать. С музыкантов пот течёт, она каблучками всё скорей сечёт. Сколько ей лет, трудно сказать. Но ясно, не стара. В платьице цветастом ярко-красном. Быстрая, ядрёная – словно огневушка-поскакушка весёлая. На неё глядючи, Мирошка неуклюже затопал ногами, почему-то заплясали они сами. Кто-то засмеялся: «Вот забрало, так забрало, прямо сердце запылало. Тешь его, тешь его и не бойся лешего».
-А я вовсе не боюсь. Счас пойду и поклонюсь. Здравствуй, Мирошка, пошли в круг хоть на немножко. Ты к нам гладью и мы к тебе не гадью. Ужо будя сторониться. С народом тесно надо жить и по-хорошему дружить.
Отказался леший в круг пойти: «Всяк кулик на своей кочке велик». Но и она не ушла. Села на травку.
-Чего боишься? Видно, кгда-то ты сладко захватил, да горько слизнул… Надо меняться. Нельзя за старое держаться. Живи новым, станешь прощённым.
-Ты чьих будешь? – спросил Мирошка. – Ранешними днями тебя не видывал.
-Кириенковы мы. Только батьки с маткой давно нет. Муж где-то бродит, оставив лишь след. Вот и кукую в одиночестве. Так что сама я себе высочество.
И Мирошка, набравшись смелости, позвал:
-Иди ко мне жить. Не будешь тужить. Вдвоём хороводиться легче. Огород разведём, живность там заведём. И вовсю заживём. Только как тебя звать, чтоб всегда величать?
-Зовут меня Ветра. Имя простое. Но какое-то малость чудное.
-Красивое имя, приметное. Будет теперича мне заветное.
На взгляд его, была она совсем даже ничего. Лет, поди, полста и тоже не «верста». Кудрява, моложава (не сравнить, конечно, с павой). Но лёгкая и скорая, наверно, на работу спорая. Щёки алые, на губах улыбка. Вобщем бравая. «Може и правда сживёмся, -думал он. – Не понравится – разойдёмся. Это дело без конца, коли не было венца».
Глянула женщина на Мирошку, и вдруг сердце защемило. «Никому не нужный, отщепятый, словно гриб в лесу замятый». Жалость поднялась горой, глаза наполнились слезой. «А може и есть это суженный мой? Будь, что будь, пойду я с тобой». Собрала она вещички немудрёные и в лес подалась к себе на новоселье, оставив подружкам квасу и печенья. Чтоб не забывали, почаще навещали. По-разному принял люд Ветрино решение. Кто головой мотнул, мол, «Вот дурёха», кто отговаривал… Только прошла она мимо пустобрёхов. Ничего не помешало, коль судьба так замешала.
Потихоньку привыкла Ветра в новом доме хозяйкой быть: убирать, стирать, порядок наводить. Стало в хате светло и чисто – не жалела пальчиков. Даже солнце поутру в оконце набросало «зайчиков». Пирогами запахло, борщом. Всё по-людски, всё путём. Засеяли огород, сад в сторонке посадили, усадьбу цветами оградили. Тропки битым кирпичом обрядили, чтоб красивее было и не скользили. Не двор, а загляденье – Ветрино умение. И лешего не узнать. Стал красивые штаны одевать и рубахи на чистые менять. В баню часто ходить, голову чесать, чтоб себя уважать. Удивляется народ: не Ветра это, а чистый водоворот.
Поначалу всё понравилось Мирошке. Загордился – человеком стал. А потом потихоньку порядок этот шибко его достал. В хату не зайди в обувке, за стол не сядь без чистых рук, ходи в баню, меняй то и дело одежду. Словом не житуха, а сплошная надежда, что вернётся всё прежнее, где хозяином сам был, что хотел, то и делал. Как знал, так и жил. А тут, куда не зайди, везде хозяйка впереди. И уходил он в лес далёко, чтобы побыть там одиноко. Сядет на пенёк в тенёк – охота взад пятки хоть на денёк. И мысли только об одном бегут, никак покоя не дают.
И решил сказать он Ветре всё начистоту: мол, семья не получилась. Да и как бы всё случилось? Ведь по паспорту он пока женат. Может ещё сдумает вернуться к старому назад. А Ветра – так, от скуки. Сгодились и рабочьи руки. Говорит, заикаясь, будто слово слову костыль подаёт. Стыдно. А то Ветре не обидно. Слушала она его внимательно. «Плети плетень, сегодня твой день».Потом разозлилась основательно.
-Чужая судьба – это тебе не мячик, чтобы по двору гонять, да в сетку забивать. За своё злодеяние получишь ты наказание. Чтобы оценил сполна, что такое есть жена.
 Взяла из солонки щепотку соли, рассыпала её на ладошке, что-то пошептала и бросила в Мирошку. Хотел он вскочить и ругнуться при том. А вышло «мяу» - стал вдруг леший котом.
-Брысь отсель, - повелела она. – Найдёшь себе келью и под елью. Столовая твоя теперь яма с помоями. Холодно станет, в баню пойдешь. Там одиночества – сколь хошь. И помни: борода в честь, а усы и у кошки есть.
Заплакал кот, уши прижал. Такого исхода не ожидал. Поплёлся во двор. Хотел было в яме порыться, чтоб хоь немножечко подкрепиться. Стал грести лапой какой-то кусок, а тут как на грех соседский Дружок. Зарычал, потом залаял: «Здесь такие не живут и из ямы пусть не жрут»… Закапали слёзы снова, что чужак на него так сурово.
-Эх, Дружочек, милый ты мой, я здешний хозяин, лишь в шкуре иной. Жена заколдовала, жить на улицу послала. Чтоб вдали от домишка набрался я умишка. А оно ко мне нейдёт, видно, котик пропадёт…
Пожалел кота Друдок – принёс из дома пирожок. Подкрепился Мирошка и сиганул в банное окошко. Улёгся на коврике, думал поспать. Может, проснётся, а всё это сон. И вовсе не кот, а Мирошка он. Только закрыл глаза, услышал писк. Мыши явились, забыв про риск. Он их даже не стал пугать. Вместе придётся, поди, ночевать. Оценили мышки отношение, сделали сырку подношение. Снова заплакал кот: «Всем меня жалко. Только Ветра, как без сердца, палка. Вот помру, пусть тогда слёзы льёт. Ишь, негодница, даже в дом не зовёт».
Прошло три дна. Сидела Ветра у окошка, смотрела на котового Мирошку и думала: «А ведь он не виноват, что такой испорченный. Смолоду по девкам ходил, и никто не осадил. Привык, как кот, жить сам по себе – без привету, без ответу… Видно, не дал ему Бог главного подарка – умения любить женщину. Он, бедолага, не ведает, что из светлой души и жаркого сердца вырастает невиданной красоты цветок, где блещет солнцем каждый лепесток. Он никогда не вянет, а даёт обоим силы и счастье. Без этого в жизни одни ненастья. А Мирошка – верхогляд: понравилась девка – пожил, разонравилась – бросил. Вроде и не мать его родила. А любовь не каждому даётся, лишь кто душой не продаётся. Так зачем его мучить, силком заставлять? Своим умом всё он должен понять».
И снова взяла Ветра  щепотку соли, рассыпала её на ладошке, пошептала. Вышла на порожки и бросила в Мирошку. Опять стал он самим собой. Посмотрела она и сказала: «Пошла я домой. Ты живи, как знается, не стану неволить. Но к себе неуваженье не могу я позволить. Тяжело уходить, обидно. Люблю я тебя, разве не видно? Только в сердце твоём пусто. А где пусто, там не растёт и капуста. Ты думай, что тебе надо. Ну а я теперь не твоя отрада».
А в поселковом клубе тьма народу. Приехал народный ансамбль «Победим непогоду». Пели, плясали, на гуслях играли. Когда малость они подустали, подружки про Ветру им рассказали: как она пляшет заразительно, почему о ней не знают, поразительно. А тут и Ветра появилась – пришла концертом полюбоваться. Ну, всем миром упросили её своим талантом показаться. Уважила, прошлась по кругу. И стала ансамблю сразу другом. Главный в радости подарил ей коробку сладостей. А потом сделал предложенье – войти в ансамбль из уваженья. И ездить с ними по городам и селеньям – нести людям радость и веселье.
Подумала Ветра – «Это лучший исход». Согласилась. И уехала в свой первый «поход». Остался леший один – сам себе господин. Поначалу обрадовался. Снова в ход пошёл прежний уклад, будто сняли с него тяжёлый оклад. Но не прошло и недели, как стал он Ветру вспоминать, а потом и себя укорять, что не оценил, счастье упустил. Тогда решил он жить, как бывало. Чтобы Ветра вернулась и не страдала. В хате прибрался, в баньку сходил. Оделся чисто, стал учиться говорить речисто. Чтоб, как свидятся, сказать ей, как худо без неё ему. Что она схочет – быть по сему. Ведь никто его так не жалел и о нём не заботился. А он, паршивец, на добро скосоротился. И почувствовал в сердце такую тоску, что хоть счас одевайся в гробовую доску.
А тут девки вертлявые, узнав, что Ветры нет, решили заглянуть к Мирошке на обед. О том, о сём поговорить. Если получится, и окрутить. Может, кто сглянется, замуж возьмёт. Может, любовь к кому сильно проймёт… Посмотрел на них леший, смачно сплюнув, сказал: «Разлетайсь по домам, покуль веник не взял». А потом сел за стол и заплакал. Всё же человек он, а не собака. Любит он Ветру всем сердцем своим. Но счастье даётся лишь только двоим.
Вдруг из под ног его потекло что-то чёрное и липкое, как Сажина хлипкая. Пошёл за тряпицей – вытереть в доме. Глядь, сажень слежалась уже в чёрном коме. Как мячик, она покатилась за дверь, будто испуганный зверь. На душе стало пусто и чисто, хоть верь, хоть не верь. Задумался Мирошка, как ему жить, как Ветру вернуть и с люд.ми подружить? Без этого ему добра не ждать. Значит, надо документы выправлять. Получил о разводе свидетельство. Сделал рамку со стеклом, вставил его туда и повесил на видное место. Чтобы Ветра поняла – настоящая она невеста.
А потом, отмывшись в бане, сел он писать письмо. Для Ветры было оно. Трудился над ним неделю, слов много накуделил. Прощение просил и клялся ей в любви потом. «Не будет возврата к прежнему иль вечно мне быть серым котом. Ты ведь только прости, все грехи отпусти. Стань законною женой на веки вечные. Глянь на всё с душой – человечнее»… Запечатал письмо в конверт и сбросил в Ветрин почтовый ящик. Приедет – сразу прочтёт, быть может, и его поймёт.
Кончились гастроли, вернулся ансамбль в свои края. Приехала домой и Ветра. Понравилось ей выступать, но как с Мирошкой поступать? Не пришла остуда, любовь жива покуда. Оттого на сердце грусть. Что поделать? «Ну и пусть». Тряхнула кудрями, взошла на крыльцо и тут увидела она письмецо. Глаза засияли. А сердце заныло… «Выходит, и впрямь ничего не забыла». Вошла в дом, бросила на пол чемодан и скорее на диван. Стала читать, словно мечтать. «Понял всё Мирошка, вон как винится. Что не прощу, очень боится». Бегают по буквам глаза, а по щеке уже струится слеза. Но не от горечи, а от радости. Поняла она, что зло из него ушло, одно добро осталось. «Статься, и любовь пришла… А может, показалось? Зачем гадать, лучше в глаза посмотреть. Только лишь в них можно правду узреть». Наскоро переодевшись, побежала Ветра в лес.
А к Мирошке в дом вдруг нагрянул бес.
-Что сидишь и с нами всё воюешь? Хватит позевать, можешь счастье прозевать. Не упади невзначай – беги Ветру встречай.
Сошлись они на поляне, где когда-то шумело гулянье. Крепко обнялися, словно отдавая себя друг другу. Целовал Мирошка в губы дорогую свою подругу. Потом встал перед ней на колени, обнял её ноги и заплакал. Слёзы растеклись по траве. Она улыбалась и нежно гладила его по седой голове. Правду говорят, цену вещи узнаешь, как потеряешь.
А потом была свадьба. Сначала расписались в ЗАГСе поселковом. Уже никто не звал Мирошку бестолковым. Величали Мирон Евсеич. Желали счастья и чтоб не было в жизни ненастья. Смеялась от радости и Ветра. Теперь она не Кириенко, а Лешевенко. Устроили пир на той самой поляне. Такое же было точно гулянье. Каждый мед, пиво пил. По усам текло и в рот попало. Тут и сказке конец. А леший-то каков? Молодец!

                      Лариса Осокина


Комментариев нет:

Отправить комментарий