ГРЕШНИКИ.

-Ой, как болит желудок, - стонала, скорчившись, на широкой постели Анна. – Будто все мои кишочки туда перешли и там ворочаются. Терпежу никакого нет...

-А ты, родимая,  потерпи. Сейчас сестричка прибежит, укольчик сделает,  сразу полегчает, - успокаивала её мать Антонина Васильевна. – Ты сама себе говори, что всё хорошо будет. Оно и образуется.

После укола Анна забылась в беспокойном сне. А мать, наскоро прибрав в комнатах, села к окну, чтобы, глядючи на дворовую суету, отогнать от себя тяжёлые мысли, да осушить глаза от слёз. «Молода ведь ещё дочка. Жить да жить, а тут, будь он неладен, рак прицепился. Зачем только связалась с этим идолом? Одна нервотрёпка. От неё все болезни. Ну, красивый этот Витаха, видный... Так ведь этим семью-то не построишь, коли женился не по любви. Ой-ёй-ёй! Если б нас,  стариков, больше слушали»...

К вечеру Анны не стало. Как положено, обмыли, обрядили, в гроб положили, свечи зажгли. Родичей, кроме матери, да пятнадцатилетнего сына Антона нет. Услав мальчишку спать, Антонина Васильевна пристроилась на диванчике возле последнего ложа единственной дочери. Решила  побыть с ней до утра. Сказать недосказанное, поплакать,  насмотреться напоследок  на родное лицо.

А души Анны уже не было дома. Оглядев последний раз бывшее жилище и пожалев на минуту оставленных мать и сына, она устремилась ввысь к какому-то мигающему, как маяк, пятну. На удивленье оно оказалось помещением, хотя весьма необычным. Без дверей и окон. Но попасть туда было просто. Войдя, или скорее влетев, она осмотрелась и ахнула.

-Вы как здесь?- Удивилась она, увидев сидящих на скамейке давно умерших своего мужа и его полюбовницу Верку, из – за которой, как она считала, и начались в их семье все неприятности. – Что это за помещение такое?

-Садись рядом, -  пригласил жену Виктор.- Тебя ждем,  который год.  Здесь – изрок. Каждый умерший через него проходит, ибо людской суд бывает и ошибочным. А уж после определяют, кого куда отправить. Тут порядки строгие.

Верка молчала, теребя махры платка, которым обряжали её в день похорон.

-Да-а-а, - удивилась Анна. – Не ожидала, что в такой день свидеться доведётся.

Тут распахнулась дверь, и наверное праведник в белом балахоне, махнув рукой в сторону комнаты, пригласил их войти. Помещение , в котором они оказались, небольшое, ярко освещенное, хотя светильников  не видно. Возле стен лавки, как в русских избах. У одной – большой стол, за которым восседал глубокий старец. Длинные седые волосы, такие же усы и борода. И белое одеяние. Глаза цепкие. Глянет, будто всё про тебя враз узнает.

-Витаха, - толкнула Анна мужа, - апостол это или святитель?

-Тихо. Исповедник, наверное.

Старец вытащил из под столешницы какую- то папку, положил перед собой и сказал:

-С кого начнём? Пожалуй, с тебя, Виктор. Оно будет по - справедливости. Ведь вашу историю как раз ты и начал. Рассказывай.

В мыслях Витахи сразу всплыл тот памятный день. Первый в Союзе фестиваль молодёжи и студентов. Они – юные, полные сил слонялись от одной группы к другой, вместе со всеми пели песни, обменивались значками. Случайно увидели на берегу Москвы-реки лодчонку. Кто пригнал её к  суше и привязал к дереву? Может, на ней катались... Только именно это судёнышко натолкнуло на нехорошую мысль. И сразу всех друзей.

-Вон сколько купающихся, - сказал Славка. – Давайте сопрём несколько джинсов. Переправимся на другую сторону, и поминай, как нас звали. А брючата после фестиваля «толкнём». Приличную цену дадут.

 Друзья быстро собрали пять джинсовок и две, показавшихся им стоящими, рубах и бросились бегом к лодке. Погрузились и поплыли. На берегу началась суматоха. Виктор, налегал на вёсла, напрягал все свои силы, чтобы скорей убежать от приближающейся  беды. Милицейский катер догнал беглецов недалеко от противоположного берега. Их доставили в отделение милиции. Ограбление иностранных граждан, да ещё в сговоре, долго не разбиралось. Выдали друзьям путёвки в места не столь отдалённые на приличные сроки. Виктор попал в Иркутскую область. И не сидеть затворником в тюремной келье, а в полную силу вкалывать на огороженном колючей проволокой кирпичном заводе Усолья-Сибирского.

Тяжко по первости пришлось молодому человеку непривычное тягло выносить. Нежные руки, державшие лишь книги, ручку, да бумаги, ныли и стонали от тяжёлой работы. Сама обстановка – пыль, грязь, высокая температура – казались настоящим адом. Однако, как в народе говорят, Бог не даёт испытаний не по силам. Стал потихоньку привыкать к суровой действительности и Виктор. Тем более «свет» в окошке появился. Работала начальником отдела кадров на этом заводе Анна Рудина. Высокая, светловолосая, слегка полноватая, но в таком аду казавшаяся необыкновенной красавицей. Приглянулся одинокой бабёнке Виктор. Будто по делу вызывала его в свой кабинет. Разговаривала, чаем с бутербродами поила. Так потихоньку и началась дружба.

Время, оно, как горная речка, течёт быстро. Близилось окончание срока. Но уж очень не хотелось Виктору уходить на волю с судимостью. И на хорошую работу не устроишься, да и в институт попадёшь ли? Обо всём этом толковали они с Анной не раз.

-Помоги, Аннушка. Всё ведь в твоей власти. Чуть измени фамилию, новые документы выпиши. И будто я вольнонаёмным здесь работал. Я ведь не просто так отсюда уйду.  Поженимся и заживём, как самые счастливые люди.

Недолго размышляла Анна. Влюбилась в этого красивого парня, да и под сердцем носила уже его сыночка. Всё сделала, как он просил. И стал Виктор Горский Виктором Гориным. Даже сделала его на год моложе. Все документы были настоящими.

Поженились они с Анной. Вскоре родился Антон. Жить бы, да радоваться, что всё хорошо кончилось. Дела Виктора пошли в гору. Закончил политех, устроился на «Химпром», хоть небольшим, но начальником. Через некоторое время, благодаря связям супруги, большую должность получил. Одно только мучило:  не любил он Анну. Совсем. Благодарность была, а любви... Обнимал через силу, от совместной постели открещивался, как мог. В это время и сверкнула другая звезда – его секретарша Верка. Она была чуть помладше. Стройная, улыбчивая. Русая коса на голову намотана. Дело своё знала хорошо. И угодить умела. Жила одиноко. Муж давно помер, детей Бог не дал. Вот и притулилась к Виктору. А того вдруг сердчишко ёкнуло. И начался служебный роман. Сначала таились, потом он её к родичам на показ свозил. Тем понравилась молодуха – весёлая да расторопная.

-Только не по-людски как-то, - выговаривал Виктору брат Егор.- Ты бы к одному берегу прибивался. Разводись с Анной и живи с Верой в браке...

-Ага, разведёшься тут. Мне Анька так и сказала: как только намылюсь из семьи, так она всю подноготную мою и выложит, где положено. «Сама, - говорит, - в тюрьму сяду и тебя потяну». А я той баланды нажрался до тошнотиков. Не хочу.

-Тогда, если уж слово дал, держи его. Будь мужиком. Грех одну обижать, да и другую, по сути, обманывать.

-Не лезь в мою жизнь, братец. Сам разберусь.

Но не разобрался. Как- то ехал после пирушки домой, уснул, да и врезался в дерево на обочине. Не выжил. Судьба сама разрубила запутанный клубок.

-Как считаешь, - спросил старец, - правильно ты поступал?

-Наверное, нет. – Когда из беды вызволяться надо было, думал Анну на руках носить стану. А возненавидел.

-Так ведь она добро тебе сотворила, нарушив тем самым закон...

-Ну и что. Добро и без корысти можно делать.

-Но она любила...

-А я нет. Что тут поделаешь?

-Ладно. А Веру любил?

-Кто его знает. Хорошо мне с ней было. Весело, спокойно. Да и как баба вполне устраивала. К другой не тянуло.

-Если всё вернуть обратно, как поступил бы?

-Наверное, также.

-А если б ушёл от жены и снова в тюрьму попал, ждала бы тебя твоя зазноба?

-Кто её знает. Скорей, к другому притулилась. Одинокой бабе жить трудно.

-Ясно с тобой. Теперь ты, Вера, скажи: зачем к женатому мужику полезла? Что тебе сделала плохого Анна, за что ты разорила их семейное гнездо?

-Ничего. Я к ней зла не питаю. Только не одна она с мужиком жить хочет. Мне тоже надоело бобылихой ходить.

-Нашла бы себе неженатого. Хоть вдовца.

-А на что он мне нужен? Обстирывай. Да ещё, поди, ребятишек его. Больно надо. С Витей мне один праздник. Везде ездили вместе. Хлопот особых он мне не доставлял. Да я и не настаивала, чтоб он разводился. Мне и так было хорошо. Разве штамп в паспорте что-то даёт?

-Даёт, - спокойно, наставительно ответил старец. – Ответственность. Очень большую ответственность и перед собой, и перед теми, кто рядом. Ведь бегая от жены к тебе, Виктор обманывал вас обеих. А ещё сына, которому мог бы уделять больше внимания. И ты это понимала. Поэтому нервничала всё время. Вот сердце твоё и не выдержало – инфаркт. Правильно я говорю?

-Верно. Только что теперь поделаешь? Влюбчивые мы, бабы. Поглядел на меня Виктор ласково, приобнял раз, другой, я и растаяла.

-Не жалко было Анну?

-Нет. Ей одной что ли счастья хочется.

-А если то счастье ворованное?

-Ну и что. Мне хорошо и ладно, а другая пусть о себе сама думает.

-Да, добра и жалости в тебе маловато. Ладно, поговорим с тобой, Анна. Идя на подлог документов, ты понимала, что это преступление?

-Понимала. Да только любовь вот к нему весь ум – разум застлала.

-Не боялась, если заметят, сама сядешь?

-.Я не думала об этом. Хотелось сделать для любимого всё, что смогу.

-Что ж ты тогда его шантажировала? Коль он тебе любимый, ты должна желать ему счастья. Вот и отпустила бы.

-Мои угрозы ничего не значили. И Витя это знает. Старые документы я уничтожила сразу. И всё сделала так, будто он и родился с фамилией Горин. А говорила всё для острастки. Надеялась, что одумается. Этим его и держала.

-Зачем? Неужели приятно чувствовать себя нелюбимой женщиной? Могла ведь встретить действительно доброго и любящего мужчину, который на руках бы носил.

-Обида жгла, что столько для него сделала, даже закон нарушила, а он лгуном оказался. Да и не хотела, чтобы сын безотцовщиной рос.

-Не пробовала с Верой поговорить?

-Что с ней разговаривать. Я законная жена, а она побрякушка.

-Попрошу не выражаться, - сразу вскочила со своего места Верка.

-Сядь, сядь. Твоё слово уже слышали. – Анна, а если бы всё повернуть назад, как бы ты поступила?

-Не знаю, - горестно вздохнула женщина, вспомнив вдруг свою старенькую мать и сына. – Наверное, отпустила Виктора на все четыре стороны. Может быть, именно за это он бы и оценил меня по - настоящему . Теперь уже поздно.

-Да, - подытожил старец. – За все поступки человеку обязательно нужно платить. К сожалению, в ваших  греха не меряно.Так что уютное пребывание здесь вас не ждёт. Отрабатывать придётся за всё содеянное.

К троице вновь подошёл праведник в балахоне и так же молча, указав на дверь, попросил выйти за ним...

Антонина Васильевна за всю ночь так и не сомкнула глаз. Слёз больше не было – все выплакала. И вдруг заметила на лице Ани неизвестно откуда появившиеся две глубокие морщины у переносицы. Будто мёртвая о чём-то сосредоточенно думала. В окно блеснул первый лучик солнца.

-Пора Антошку будить – дел сегодня много. А завтра начнём привыкать жить вдвоём...

        Лариса Осокина